Вчера встречалась с одной бабкой — накануне ее 90-летия. Отличная бабка, боевая, помнит все адреса и даты (а также, возможно, явкии пароли) своей долгой жизни. Казалось бы, ничего особенного нет ни в бабке, ни в жизни ее. Просто время такое было, что выпало моей героине побывать в блокадном Ленинграде, потом — в Сибири, потом — в Молдавии. И, наконец, в возрасте 73 лет оказаться в Израиле.
То, о чем она рассказывает как о вещах будничных, шевелит волосы у меня на голове. Отца забрали как «кулацкого подсевалу» — за то, что десятью годами раньше не дал увести у семьи кулака коня. Расстреляли, конечно! Четверо детей остались без кормильца.
А бабка, тогда еще, понятно, девчонка, как раз переехала в Питер, начала учиться на инязе. Учебы бросила, пошла воспитательницей в детсад. Тут война. Она с детьми как раз на даче была — привезла детей в город, сохранила всех, хотя кольцо блокадное уже сжималось.
Блокада. Трупы в голодном Ленинграде. Убийства из-за продуктовых карточек. Расстрелы дезертирова перед строем. Выбрасывание детей из поездов, которые ехали в эвакуацию. Муж ушел отмечаться за продуктовые карточки, и не вернулся. Так больше о нем и не слышала. За недовес хлеба в один грамм — расстрел… Рассказывать можно долго. Бабка спокойна совершенно — чего расстраиваться-то о делах давно минувших дней?
А что заставило ее расчувствоваться? Украинские песни со сцены театра в день, когда был освобожден Киев. А что ее возмущает? Теперешнее отношение к СТалину — автору великой победы. Я даже не нашлась, что ей сказать… И надо ли говорить…
Eche!!!!!!!!!
Lublu takih babushek i ih rasskazi.
EChe!!!
Lublu takih babushek i ih rasskazi.
Я тебе расскажу про одну знакомую бабку, которую звали Революция. В семье у нее — дочери профессионального революционера, как в семье буратин, все были буратины — то есть Революции. Дядька, который начал классовую борьбу мальчиком, а потом женился на бедной неграмотной сироте, назвал сначала сына Ревом — Революцием, потом дочь. Потом, когда старшего заколол кулак, вернувшийся в свой дом и увидевший там семью революционера, папаша не успокоился, и следующего сына опять назвал Ревом. Он, конечно, тоже погиб трагически, но много позже. В общем, всю юность Люции (так ее сократили) пришлась на предвоенные, военные, послевоенные годы. Отец не разрешал ей даже губы красить. Был таким максималистам, что чуть не сдал жену в «орган» за незаконно полученное во время войны американское пальто. Умер революционер весь в слезах, потому что глядя за окно в сибирском колхозе, невозможно было не рыдать: не то построили. Не то, за что он боролся. В одном он победил. Дочь, которой он не дал выйти замуж, обожала его до смерти. Она впервые вышла замуж в 60 лет — за слепого старика. И была счастлива… Вот такая Революция…
Трогательно, но то что он прозрел выглядит анекдотично! Сама додумала?
Костя, а кто тебе сказал, что старик прозрел? Нифига подобного!!! Его решительно неустривало то, что понастроили «за окном», но сам процесс и свою роль в процессе строительства он ни коим образом не подвергал сомнению. Прозреть в данном случае равноцено понятию — обвинить себя, точнее признать свою сопричастность (причем на равных) к созданию полученного результата. А обвинять себя (прозреть) или обвинять кого-то другого\их, кто все испортил, кто результаты его самоотверженной и жертвенной жизни обнулил — нагло и цинично… это, как говорят у вас, таки две большие разницы.